Марк Гарбер вспоминает день, когда Высоцкого не стало. Сергей Соловьев рассказывает о своем общении с Высоцким. Борис Гребенщиков напоминает, что его первой песней на сцене стала песня Высоцкого. Степан Пачиков считает, что Высоцкий был реинкарнацией Пушкина. Юрий Шевчук уверен, что со смертью Высоцкого страна онемела.
Подробнее
-
14 июля он дал последний концерт.
18 июля он последний раз вышел на сцену — сыграть Гамлета.
Через неделю он умер во сне от инфаркта. В Москве шла Олимпиада, власти как никогда следили за общественным порядком, и о смерти Высоцкого широко не сообщалось — появились лишь некролог и объявление о панихиде в «Вечерней Москве» и некролог в «Советской культуре» (по слухам, за некролог в «Вечерке» вскоре сняли главного редактора), но этого было достаточно. У Театра на Таганке собрались тысячи и тысячи людей.
Для кого-то Высоцкий в первую очередь был поэтом, поющим свои стихи под гитару, для других – актером. Но главное — Высоцкий был первым настоящим культовым героем. Хотя миллионам его поклонников мало что было известно о его личной жизни, но его существование на грани официальной культуры не могло не создать имидж бунтаря. Ни один другой «деятель культуры» не становился подлинно народным героем — для всего советского общества, не только для интеллигенции. Ни у кого не было столько эпигонов и подражателей. Никому другому не поставлено столько памятников (их около сорока) по инициативе не властей, а простых граждан. Ничьи другие тайны не вызывали подобного ажиотажа. Может быть, сегодня песни Высоцкого звучат иначе, чем при его жизни, но и сейчас, 30 лет спустя после его смерти, они сохранили живой нерв. И сейчас сотни людей собираются у могилы Высоцкого на Ваганьковском кладбище.
Я помню это время, потому что была Олимпиада, 1980 год. Мы были в армейских лагерях на сборах, а потом сразу на Олимпиаде. В тот день я пытался пройти к Театру на Таганке, но там была такая толпа, что я далеко не продвинулся. Не могу сказать, что Высоцкий был моим мегаувлечением, мы скорее увлекались Театром на Таганке, просто он был частью культуры, все жили рядом с этим. Я и сейчас очень хорошо отношусь к его творчеству, он занял свое место в какой-то нише, но от этого он не стал менее значимым. Меня очень раздражают попытки его перепеть, он очень индивидуален, это безусловно. Когда пытаются его перепеть, это всегда как-то очень странно. Его исполнение настолько авторское, что очень сложно сделать что-то иное на основе даже тех же текстов.
Я лично был знаком с Владимиром Семеновичем, и мы довольно близко знали друг друга.Конечно, в день его смерти я ходил к театру, когда там была только одна фотография Володи и три милицейских заграждения, я приехал туда, когда узнал, часа в два ночи. И внутри заграждений, как в зоопарке, уже лежала первая гора цветов, это было сразу той ночью, когда все случилось.
Когда мы познакомились, он еще был студентом МХАТа, а я был студентом ВГИКа, и у нас были общие приятели, и мы как-то стали общаться. Я узнал, что он песни-то пишет уже после того, как мы познакомились. Мы никогда не были друзьями, но есть такое, знаете, приятельство «до всего», вот у нас с Володей было такое приятельство «до всего». То есть я ничего не снимал, он ничего не писал, так — балбесничали. У нас были хорошие приятельские отношения, но никогда не было дружбы и совместного художественного творчества.
Сейчас он не самый модный, но я знаю, что все знают, кто такой Высоцкий, и не все понимают, кто такой Высоцкий. Все знают, что это какая-то очень серьезная страница русской культуры и русской жизни, это все знают, хотя мало что понимают, по-моему.
Высоцкий — великий поэт, великий Бард. Он реинкарнация Пушкина. Как и Пушкин, он принес в поэзию язык улицы, как и Пушкин, он находился, скажем, в сложных отношениях с властью и был вынужден с нею заигрывать. Власть его «придавливала», «придерживала», «не пускала», но — терпела. Как и Пушкин, он был женат на легендарной красавице. Как и Пушкин, он великий Бард своего времени и, как и Пушкин, безмерно любим молодежью и современниками.
В день смерти Высоцкого родился наш сын Саша и, будучи американским подростком, вдруг стал слушать Высоцкого и задавать вопросы типа: «Папа, а что такое "детские грибочки"?»Когда мы с женой путешествуем на машине, то мы чаще всего в дороге слушаем Высоцкого.
Мы работали на Урале, помните, раньше такие шабашники были, вот я там, будучи студентом, и подрабатывал. Мы оформляли что-то как художники. И в два или три часа ночи по какому-то из «голосов» объявили, что умер Владимир Семенович Высоцкий. Нас эта новость ужаснула. Я эту ночь помню. Мы бросили работу, я ушел, где-то шатался по лесу, что-то думал. У меня было ощущение полного сиротства. Что страна осталась без голоса, онемела.
Я к Владимиру Семеновичу всегда относился с большим пиететом, с первых песен, которые услышал. Меня всегда волновало его творчество, оно было не похоже ни на какое другое, особенно в те времена, когда по радио неслись в эфир одни марши и примитивные лирические песни. А тут, понимаете, такое, прямо настоящая жизнь. В песнях настоящее, без прикрас, люди не гламурные, не зализанные пропагандой, настоящие. Чувства настоящие, настоящие мысли, настоящая подлость и настоящий героизм, подъем над самим собой. И война в его песнях, как он раскрыл войну. Это даже не «Василий Теркин» Твардовского, это гораздо мощнее, он раскрыл войну как личную трагедию российского человека.
Конечно же, Владимир Семенович, его голос просто взорвали страну. По крайней мере, на какие-то пытливые души, ищущие света и чего-то нового, он огромное производил впечатление. Но не один В. С. рванул в 60-е. Какой был кинематограф замечательный, сколько было замечательных имен, тот же Данелия с его кинокомедиями, «Ленком», «Таганка», как это все рвануло... Поэзия какая была в стране. О чем это говорит? После того как рухнуло железо сталинского режима (недаром эти времена называют «оттепелью»), появилась какая-то надежда и родилась гениальная плеяда художников во всех областях.
Когда закончилась война, закончился жуткий черный режим, началась оттепель, в людях рванула эта надежда. Жажда ветра, жажда перемен, серьезного разговора о жизни, о стране, может быть, жесткого, но честного. Это был период взрыва. В истории искусства есть периоды накопления, когда медленно все копится, а потом — бах! — череда блестящих гениев. Вот и у нас так случилось.
А сейчас, мне кажется, у нас период некой стагнации, стабильности, накопления. Равнодушное общество — спящая красавица, как я в песне пел. Но не за горами тот богатырь, который поцелует эту спящую красавицу, нашу Родину-мать, Россию-невесту.